Асамон поставил корзину на место.
- А теперь подойди сюда. Я должен кое о чем тебя спросить.
Наставник стоял у окна, и здоровый глаз его светился лукавством.
- Взгляни в окно. На луну. Когда на луну смотрю я, старый вояка, да еще одним глазом, она напоминает мне щит, который надраили перед боем до блеска, чтобы слепить глаза противнику. Если на луну будет смотреть рыночный меняла, он скажет тебе, что луна похожа на большую серебряную драхму. Щеголь, наверняка, увидит в ней украшение, и тоже по-своему будет прав. Ну-ка, скажи теперь ты, что видишь, глядя на это ночное светило?
Асамон, хотя и ожидал подвоха, вспыхнул от неожиданности. И потупил голову. Нет, решительно ничего нельзя было сохранить втайне от Мегакла.
- Уж не похожа ли она на смазливую рожицу той девчонки, которую ты высмотрел вчера в толпе? А? – хохотнул наставник с прямотой, присущей людям его профессии.
Глаза Асамона сверкнули бешенством.
- Я высмотрел её не вчера. Но это касается только меня, - он лег на топчан лицом вниз. Спустя время наставник тяжело опустился рядом. Положил руку на плечо.
- Пойми меня тоже. Я ведь спросил об этом не из праздного любопытства. - Он примиряюще вздохнул. - Когда две ночи кряду ты дырявишь глазами потолок, а днем всё валится из рук – это не дело. Ты раскис, мой мальчик.
Наставник был прав, как всегда, и у Асамона достало благоразумия признать его правоту. Поэтому, когда Мегакл осведомился, кто та красотка, сокрушившая его дух, и как её имя, Асамон, скрепя сердце, признал, что не знает о ней ничего. Она из Лакедемона, это единственное. Большего Мегакл от него не добился.
- Из Лакедемона? – сердито проворчал наставник. – Значит, она явится поглазеть, как твои соперники станут выколачивать из тебя пыль на скамме. Думаю, это зрелище придется ей по вкусу.
На Асамона его слова произвели неожиданное впечатление. Он сел и уперся в наставника глазами, похожими на тёмные озера, окруженные лесом ресниц.
- Мегакл, но по законам Элиды женщины не имеют права даже появляться в Олимпии. Ты сам говорил.
- Замужние женщины, да. Но девушкам, и гетерам тоже, элейцы не препятствуют в этом.
Асамон был обрадован чрезвычайно, однако заметил, что не видит в подобном законе и капли здравого смысла. Это замечание развеселило наставника. Отсмеявшись, он поднял в знак внимания свой толстый, корявый палец.
- Один богатый путешественник из Индии около года провел в великих Афинах. И очень хвалил наши порядки. Но перед тем, как отбыть на родину, заметил: «У вас в Народном собрании говорят умные, а законы пишут и решают дела дураки». Неплохо сказано, не правда ли?
Мегакл помолчал, огладил жесткую бороду.
- Отчасти это так и есть. Если смотреть со стороны. На самом деле, даже в самых глупых законах очень глубокий смысл. Боюсь, всего ты не поймешь. В твоем возрасте подобные вещи проходят мимо сознания, но на всякий случай я объясню. Так вот… глупый закон, это как бревно на дороге. Его необходимо объехать. Но объехать закон – значит закон нарушить. А чтобы одни его не нарушали, необходимо, чтобы другие строго за этим следили. И чем глупее закон, тем больше он требует людей, охраняющих его неукоснительное исполнение и получающих за это хорошее жалованье за счет города. Но жалованье при глупом законе – мелочь по сравнению с той властью, которую он дает в руки. По сравнению с почетом, которым тебя окружают те, для кого этот закон становится поперек дороги. А чего стоят подарки, которые сыплются на тебя со всех сторон? Взятки, подношения, пиры, на которых ты первый и почетный гость? Поэтому, мой друг, глупых законов много, и живут они долго. Что касается умных, то я на своем веку таковых даже не упомню. За хороший, умный закон народ должен драться, как при осаде на городской стене. Э… да ты никак спишь?