Они не понравились публике. Ни тот, ни другой. Асамон понял это по жидким рукоплесканиям, которые доносились с мест, где сидели афиняне. Мегакл тоже выглядел недовольным. Набросив на питомца гиматий, он с сарказмом в голосе проворчал:
- Будем считать, что эта победа свалилась на тебя прямо с небес. Судя по тому, как это всё было бестолково обставлено, тебя, мой друг, опекает сама Афродита, не иначе.
По отсутствующему взгляду мальчика он, однако, понял, что слова не доходят до его сознания. Похоже, избранное средство оказалось слишком сильным, какая-то мера допустимого была перейдена. А всё потому, что оба они одним и тем же вещам придают слишком разную цену.
Второй поединок Асамона против упорного Автолика, сына Филипа из Лепреи, мало что изменил в его манере. Правда, соперник на сей раз уже не заблуждался и принимал афинянина таким, каков он есть, с самого начала. И избиение началось – расчетливое, искусное, беспощадное избиение пусть яростного, но лишенного разума и, следовательно, беззащитного человека. С таким же точно успехом против изощренного в схватках панкратиаста можно поставить на скамму необученного рукопашному бою раба, лишь бы тот размахивал кулаками и яростно лягался.
Казалось, конец предрешен. Но жестокая трепка неожиданно возымела на Асамона действие. Себе на беду Автлик из Лепреи беспощадными, сокрушительными ударами сумел-таки «достучаться» до сумеречного, парализованного сознания соперника. И заставил его очнуться. Опечаленный вконец Мегакл отметил это немедленно по осмысленному выражению лица питомца с жесткими, бешено сверкающими глазами.
Сокрушительные удары Автолика пошли вдруг в воздух, в блок, снова в воздух. И ни разу в цель. И он, уже предвкушающий близкую и такую желанную победу, не успел до конца осознать неожиданно изменившуюся манеру боя соперника и не успел примениться к ней. Участь Даимена из Лидии постигла его незамедлительно – ужасный удар ногой в живот свалил его на песок.
На сей раз Асамон покидал скамму при недоуменном молчании всей публики, не исключая афинян. Его беспомощность в глазах зрителей была очевидна, и подобный исход поединков казался необъясним. В состязаниях юных панкратиастов весьма редки удары, после которых побежденный остается лежать на песке. Однако Даимена из Лидии и Автолика из Лепреи уносили со скаммы на руках, и этот факт тоже не находил здравого объяснения. Даже Мегакл не удержался и хмыкнул по этому поводу:
- Ты обходишься со своими соперниками, точно Кокал из Сиракуз. Тебе не кажется?
Асамон не принял шутку. Вместо этого он хмуро осведомился:
- Где отец?
- Ты спрашиваешь об этом у меня? Если бы не он, а я платил ему деньги, он, клянусь, сидел бы сейчас здесь, - проворчал наставник, ловко обрабатывая на питомце ссадины и кровоподтеки. – Но уж коли его нет, утешайся, мой друг, приятной мыслью, что твое наследство в это время исправно прирастает. Худо-бедно, но Дамасия я знаю. Он сейчас там, где пахнет хорошим барышом. И если он там даже сегодня, в такой день, стало быть, барыш даже слишком хорош, и упустить его никак нельзя. Но ты не должен за это держать на отца обиду. Себя самого он давно считает человеком богатым. Даже очень богатым. Правда, не настолько, чтобы считать богатым наследником тебя. А это, поверь, что-то да значит.