- Тебе, - говорит, - Милка, в рай сроду за свои грехи не попасть. Жалко мне тебя.
А та отвечает:
- Я в рай-то по хуям, по хуям да и вскарабкаюся. А как ты туда пролезешь, ума не приложу. Ухватиться не за что.
Записано со слов Л. Муксиновой,
работника библиотеки.
Я очень тебя жду
Это в Турундаевке дело-то было. Деревня такая. Жили там старик со старухой. Изба ихняя на отшибе стояла, под горой, но место веселое. Рядом прудок, берега высокие, кудрявые, липой-рябиной поросли, кой-где сосны сквозят. Вода через плотину течет, приговаривает. На берегу у воды – водокачка в деревянной будке. Поутру или вечером старик рубильник воткнет в фазу, и побежит вода по трубам в гору, часть – на ферму, часть – в гараж, в мастерские, а часть – на подворья к людям, у кого колодцы не копаны.
Вот так и жили. Старик при водокачке, при плотине – где чего подправить, подсыпать, если размыло. А старуха у него домовничает. Сидит в окне и щеку упирает, на старика пошумливает.
- Эй, Федькя, Федь! Глянь-ко, глянь… Ванькина хрюшка в огород к нам забралася. Гони её оттель, паскуду нерезану!
Старик дрын в руки и айда за свиньей гоняться. А старуха через минуту-другую опять кричит:
- Федькя, Федь! Оглох, чё ли? Вода в бадье вся вышла. Пару ведер принеси, с утра говорю. Чай, не переломишься!
В общем, жили не хуже других. Правда, вятские мужики, они подолгу не живут. Если до шестидесяти дотянул, уже хорошо. А Федору в те поры шестьдесят два стукнуло. Зажился, можно сказать, по вятским-то меркам.
Но это ладно. Живи, коли живется, кому до тебя дело? Худо другое. На седьмом десятке «инструмент» у Федора напрочь отказал. Не подымается, и всё тут. А как старуху обиходишь, коли инструмент не работает? Вот и сиди, ломай башку после этого.
Старуха, Евдокией её звали, на десять лет моложе Федора. Вторая у него. Первую Федор прогнал втыкаля, гулящая оказалась. И выпить не дура. Позвал за себя Евдокию. Но гарантия, видать, у инструмента вышла, и с той поры между Евдокией и Федором тоже ладу не стало.
Поначалу Федор, вроде как вина его, пытался это дело всяко-разно уладить. Чё старуха ни прикажет, со всех ног бежит исполнять. В лепешку расшибется, а всё по старухину сделает. Как велено. Из тютельки-в-тютельку. Козу научился доить. К зиме пуху с козы начесал. Даже носки пуховые с варежками, сам нитку ссучил, сам связал, и старухе на праздник подарил. Носи родимая.
Ну, чё? Старуха поначалу как-то сочувствовала даже. Входила в положение. Однажды в бане помяла в рученьках, пощупала инструментину, куда надо приставила и разволновалась чё-то. С виду вроде как настоящий. И размеры – куда с добром! Но поди ж ты… какой с него теперя толк? Никакого. Одна видимость.