Ну, чё? Заявляется Милка домой, в избу заходит, а мужик у неё за столом. Трезвый сидит. Ни в одном глазу.
- Всё, - говорит, - больше ты мне не жена. Наслушался за эти две недели про твои паскудства досыта. Так что, собирай, баба, свои вещички, какие есть, и проваливай. Видеть тебя не желаю.
Милка вещички собрала и ни слова, ни полслова, молчком, ушла из дому. На другой конец поселка перебралась. К родне. Но Гришке Белоглазову это дело даром с рук не сошло. Через полгода помер мужик. Молодой, сорока еще было не было. Не болел ни разу. Приезжают за ним так же на тракторе, на работу чтобы везти. Глядь: а он мертвый на постели лежит. На спине. И голова запрокинута. У тракториста, который приехал – глаза на лоб. Гришка лежит мертвый, а хрен у Гришки вверх, колом торчит. Здоровенный такой, синий, и мошня с заварочный чайник. Раздуло, видать.
В райцентр в больницу повезли показывать Гришку. Никто из врачей ничё не понял. Но свидетельство всё-таки выдали. О смерти.
А чё тут понимать? Её работа. Мало, мужика уморила, так ей еще и посмеяться надо. Над мертвым поизгаляться.
Ладно, надо Гришку Белоглазова хоронить. Когда тело обмывали, две старухи пытались хрен влево-вправо пригнуть. Не получилось у них. Будто сук на дереве, до того окоченел. Потели старые, потели с этим делом, но куда деваться? Облачили покойника в костюм. Ширинку, понятное дело, застегивать не стали и повезли в церковь. Отпевать.
Поп, когда увидел покойника, чуть в обморок не упал. Кое-как успокоили, уговорили попа, но, главное, заплатили хорошо. Начал он над телом молитвы творить. Махал, махал кадилом, бубнил, водой кропил – ничё не помогает. А уж три дня. Пора с родственниками прощаться, по работе куча знакомых и – хоронить мужика. Тайком ведь не закопаешь.
Тогда поп придумал. Натопил воску целую миску и велел старухам обмазать Гришкин хрен воском, пока не остыл. Те так и сделали. Получилась свечка. Вставили эту свечку покойнику в руки и фитиль подожгли.
Гроб, борта, на двадцать сантиметров наростить пришлось. Так его, бедолагу, и похоронили. Никто ничё не заметил, когда прощались с телом. Только слухи прошли.
А Милка, как только мужика похоронила, опять на нашу улицу перебралась. Они развестись не успели, и Гришкин дом ей достался. По наследству.
Но вот чего я не пойму никак, это матерь свою. Смолоду они с Милкой Белоглазовой, как кошка с собакой жили, никакого ладу. А в старости, не поверишь… такие подруги стали, не разлей вода. Мать пива наварит, хмельное, забористое, и откуда у них эти разговоры берутся? Ночи напролет, бывало, просиживают. Спорят ведь.