Чем дольше он вглядывался в мертвые черты, тем больше
убеждался, что голова на заборе не чья-то там… имярек, а его собственная.
Разрез глаз… брови в линию. Эпикантус, словно козырек над глазами. И уши… ушная
раковина… Он сравнил себя в зеркале, но к выводу не пришел. Седые патлы на
висках сделать однозначный вывод не позволяли. Зато нос был его, ухновский,
фирменный. Тот же Красников, набрасывая застольные шаржи на
коллег-собутыльников, вместо носа лепил ему между щек надкусанный огурец.
Незнакомым мертвое лицо делала огромная, вполголовы
самурайская лысина и смятая, изжеванная (коровой, что ли?) борода. В свои без
малого пятьдесят Илья Ухновский не имел даже намека на плешивость и на
залысины. Напротив, с возрастом его волосы становились всё гуще и роскошной с
проседью волной расчесывались надвое. Что до бороды, то Илья не носил её
принципиально, чтобы хоть чем-то внешне выделяться из общей массы здешних
живописцев.
Так и не уяснив до конца «сакрального» смысла подарка.
Илья У. пожал плечами и забросил папку обратно в угол. Настроение и без того
было поганое, чтобы ломать голову по всякому поводу. Он запер мастерскую и,
звякая пустой посудой, спустился в подъезд.
Направляясь к мусорке, еще издали он увидел больно
царапнувшую сердце сценку. Возле одного из мусорных баков, с трудом балансируя
на деревянном ящике, стояла ветхая старушонка. По виду из бывших
интеллигентных. Палкой с самодельным проволочным крючком на конце старуха
что-то выковыривала из мусорных недр и складывала в полиэтиленовый пакет. С
другой стороны, положив передние лапы на край бака, стояла огромная, облезлая
дворняга и зубами безуспешно пыталась вытянуть наружу мешок с отходами, который
всё время рвался. Ни старуха, ни дворняга никакого внимания друг на друга не
обращали.
Некоторое время Ухновский с тяжелым сердцем наблюдал
сцену «мягкого вхождения в рынок» со стороны. Потом несколько суетливо, глядя в
сторону, сунул старухе пятидесятирублевую бумажку и боком, поспешно двинулся
прочь, лишь бы не слышать слов благодарности.
Сел на трамвай.
Вначале Илья решил заехать в городскую больницу,
проведать жену. Тяжелая форма пневмонии в одночасье свалила цветущую,
тридцатилетнюю женщину на койку. Произошло это в день Богоявления, 19 января.
Наслушавшись рассказов об исцеляющей силе святой воды, она вместе с двумя
подружками решила поучаствовать в водосвятии, проще говоря, искупаться в
проруби. Восторгов и рассказов по этому поводу было не счесть. Но на следующий
после ледяной купели день резко поднялась температура, а еще через пару дней
его Анечку увезла «скорая» с двусторонним воспалением легких.