Серый февральский рассвет художник Илья
У., так он подписывал свои картины,
в очередной раз встречал в состоянии жуткой депрессии.
В такие дни он в полном одиночестве запирался у себя в мастерской, к телефону
старался не подходить и даже выключал свет, чтобы с улицы, не дай бог, не
обнаружить своего присутствия. Впрочем, к творчеству, к «творческим мукам» всё
это не имело никакого отношения. Просто по лености характера, несмотря на
приличный возраст, он предпочитал таким образом отсиживаться от навалившихся
проблем и пускал их на самотек в расчете, что жизнь сама расставит всё по своим
местам.
Поворочавшись в кресле, Илья нашарил на столе
полупустую бутылку дешевого вина. Посмотрел на свет, взболтал. Но сделать
глоток не успел. Внезапный грохот свалившегося с антресолей на пол старого
барахла, заставил вскочить. Сход лавины… старые альбомы, буклеты, пачки
картона, какие-то коробки, - целая куча. И облако пыли.
Он провел ладонью по лицу, обмяк. С кучи прямо к ногам
сползла тощая эскизная папка. Смутно знакомая. Хотя вряд ли когда-нибудь Илья
ею пользовался. Кажется, это вообще не его папка. Интересно, как она тут
оказалась?
Он долго сидел, дырявя папку глазами, гадал, но
нагнуться и проверить содержимое, развязать тесьму было до отвращения лень.
«Депресняк» был полный… при полном упадке сил. И вдруг… вспомнил! Красников Костя…
весьма тонкий живописец. Пронзительный, можно сказать, но – с большими рыжими
тараканами в башке. Наверняка, в этой долбаной папке с десяток препоганых
карикатур, подаренных Илье на тридцати… или сорокалетие со дня рождения. Правда,
заглянуть в папку Илья У. так ни разу и не сподобился, черт знает почему?
Замотался, должно быть.
Вспомнив, от кого получена папка, он словно избавился
от назойливого мотивчика с уродливым soundtreakom
вместо слов. И провалился, наконец, в тяжелый, словно небытие, сон.
…В половине второго над ухом вдруг затрезвонил
телефон. Кто-то настойчиво, раз за разом продолжал и продолжал набирать его
номер. Илья взглянул на часы, взял, наконец, трубку.
- Да?
Голос спросонья едва прорезался, так что он сам едва
себя услышал. Зато на том конце провода его присутствие на линии тотчас учуяли.