- А говоришь, автодорожный кончал. В Москве, - уже из-за баньки доносилась ворчливая реплика. И шаркающие шаги в новых, сверкающих калошах.
Старый, конечно, был не прав, обвиняя всех и вся, но только не совковое «чудо» техники. А с этим «автодорожным» он Илью давно достал: никак не мог простить, что сын после двух курсов сделал оттуда ноги. Илья, в свою очередь, никак не мог объяснить отцу, что на кутарки, которые он зарабатывал в свободное от учебы время, и на стипендию в Москве сегодня не протянешь даже неделю.
Вечерело. В теплом воздухе обильно толклась мошкара, а в окнах окрестных домов плавилось золотом закатное солнце. На сегодня, решил Илья, этого «чуда-юда» с него хватит.
На случай дождя он накрыл разобранное хозяйство куском полиэтиленовой пленки. И придавил пленку по углам кирпичами. На случай ветра. Хотя ни того, ни другого назавтра, похоже, не ожидалось. Взялся оттирать ветошью руки. В этот момент из-за баньки снова послышались шаркающие шаги. Потянуло сигаретным дымком.
- Там тебя какой-то хмырь спрашивает. Иди, встречай.
Илья фыркнул. Если «хмырь», да еще какой-то – значит, сосед Пашка Лысков пожаловал. Через улицу наискосок живет. Но сосед не сосед, а звания выше «хмыря» Пашка перед отцом не выслужил. Старый даже дверь с улицы не отпер. Иди встречай, говорит.
Глава 2.
А дело было так. После армии, не прошло и недели, дембель Паша Лысков после очередного дружеского застолья расписался с некой Татьяной Силкиной. Пришел домой, рот до ушей, и с порога объявил матери о своем счастье. Мать, которая в одиночку поставила любимого Пашеньку на ноги, едва не лишилась рассудка. Молодая была на десять лет старше жениха, гулящая, и - с тремя малолетними детьми от разных отцов: один рыженький, другой – цыганенок и девочка-даун, плод продолжительного и дикого запоя. Но все материны уговоры и причитания, словно горох о стену. Более того, прежде ласковый и послушный Пашенька вдруг взбесился на мать, обложил со всех сторон матюгами и объявил, что знать её больше не знает. Потом покидал в дорожную сумку кой-какие пожитки и, хлопнув дверью, ушел к своей возлюбленной на съемную квартиру.
Мать, для которой Пашенька был единственный свет в окошке, с тех пор слегла. Приходили соседки, родня, как могли, уговаривали несчастную, что после армии на первых порах так бывает. С голодухи, дескать. Погоди сколько-нибудь, вот нагуляется парень, одумается да давалку свою, наконец, разглядит. Ведь ни кожи ни рожи у ней, и ноги, будто спички торчат, все в синяках. Одноразового пользования бабешка-то. Не убивайся так, милая. Потерпи еще.