Через неделю вспомнил. За малым тогда не развелись.
Вот один раз бабы поселковые сговорились между собой и решили устроить ей хорошую взбучку. Волосья, дескать, повыдерем, да рожу до крови расцарапаем, вот пусть тогда думает, стоит ли подолы перед мужиками заворачивать. Для пущего куража бутылку водки на троих распили и пошли Милку Белоглазову лупить. Но та в окошко их увидала, что идут, и уж чё она сделала, не знаю, а только бабы вдруг ссору промеж себя затеяли. Орали чего-то, орали под окнами, потом одна другую по роже – хлесть! А та ей в волосья вцепилась двумя руками и айда по земле таскать. Третья вроде как разнять подружек хотела, да ей самой кулачищем так в нос бабахнули. Вмиг озверела.
О! Чё тут началось… Бабы леспромхозовские, здоровущие, на сучкорезке работают. Мужика, любого, враз заломают… взбесились будто. Шерсть от них клочьями в разные стороны, как от собак. Кофты друг на дружке исполосовали, титьки голые, расцарапаны болтаются. И ведь как лупят? Вначале одну вдвоем мордуют. Потом меняются, по очереди. Чтобы никому мало не показалось.
Били-били, колотили-колотили, а одну, самую толстожопую, вовсе без трусов оставили. Весь срам у ней наружу глядит. Ладно, впотьмах дело было-то. Потом, видно, надоело Милке это побоище, отпустила баб восвояси чуть живых. Они с тех пор друг с дружкой даже не здороваются. Вот как проучила.
Всё так бы и шло, наверно, своим чередом, но один раз посреди ночи Гришка Белоглазов глаза продрал (видно, мало ему подали)… чё такое? Три парня, молодые, его Милку ненаглядную с трех сторон враз дрючат. С похмелюги сразу-то и не разберешь, кто на ком и как? Такое, правду сказать, и во сне не привидится. Но дошло, наконец… Да как заревет, будто медведь из берлоги!
О! Парни штаны с перепугу подхватили и – вон из избы. Кто в дверь, кто в окно. Гришка следом с матюгами. В сенях топор схватил, да куда ему за парнями угнаться разве? Топор вдогон запустил и обратно в избу. С колом. Кол по дороге подхватил, да от порога свою Милку вдоль хребта этим колом и вытянул. И давай её понужать куда ни попадя. Металась она, металась по углам, шмыг на двор. Он за ней. Она на улицу, он за ней. И колом её, колом. Бегала она вокруг избы, бегала, а потом крысой, видать, скинулась и куда-то в щель под крыльцо уползла. Я сама ходила смотреть: след кровяной туда, под крыльцо, тянется.
Долго её не было. Недели две. Потом появилась. На голове платок. Сама худющая, под глазами круги черные. Видать, здорово досталося.
Я тогда пожалела её. И чего, думаю, она Гришке, дураку, глаза-то не отвела? Пусть бы он колом своим по столбу колотил вместо бабы. Потом уж мать мне растолковала что к чему. Кол-то у Гришки осиновый был. Случайно под руку подвернулся. Вот и вся разгадка. Эти ведьмы и колдуны всякие осину на дух не переносят. Она их силы лишает. Если бы бабы поселковые в тот раз тоже по колу по осиновому взяли, они точно бы Милку вздули. Не хуже Гришки.